4 серпня 2015 р.

Преподобный Иоанн Затворник

Надежда Ефременко


Затворник Святой Горы
   Жизнь этого человека многим казалась парадоксальной. Это сегодня он канонизированный Церковью святой. А читаешь его житие и с удивлением наталкиваешься на факты непонимания, недоверия к нему со стороны не только посторонних – самых близких, родных по крови, по вере, а позже – даже монастырской братии. Да и с современной точки зрения его поведение может показаться странным.

   Ведь чего мы просим у Бога в своих молитвах чаще всего? Если одним словом сказать – благополучия. Себе, близким. Чтобы не болеть, не нищенствовать, не испытывать недостатка в хлебе насущном, чтобы беды стороной обходили. И это, в принципе, нормально. Но только большинство на этом и останавливается.
Не потому ли окружающие удивлялись, когда на сороковом году жизни Иван Крюков как звали его тогда, стал монахом? Он в монастырь входил, как на небо. А ему говорили: зачем небо человеку, который на земле так хорошо устроен? Владелец фабрики, двух постоялых дворов и гостиницы. Все это приносит немалые деньги. Как говорится, есть что терять. Девицы на него заглядываются – хоть и не первой молодости, вдовец, — зато видный собою, богатый, непьющий, простой и приветливый в обращении. Да за такого любая красавица с закрытыми глазами пошла бы! Все у него ладилось, все вроде бы устоялось и определилось. Что еще надо? Даже мать не понимала его стремления к монастырской жизни. Мол, хочешь молиться – дома молись или в церковь сходи, кто мешает?
   Желание ближе быть к Богу не оставляло его с самого детства. Восьми лет отроду просил родителей отдать его в школу - чтобы научиться самому читать Евангелие. А отдали – к печнику в обучение. Не поверили серьёзности детских просьб. «Ветер в голове гуляет, — посмеялся добродушно отец. — Когда ж ты поумнеешь? Ремеслу учиться надо, а не за партой штаны протирать».
Так что грамоту пришлось осваивать позже, самоучкой. А тогда на семейном совете так и решили: быть ему до пятнадцати лет подмастерьем у хозяина, который обязывался научить Ивана делать печные изразцы, выжигать их и расписывать. Ох, и вдоволь пришлось мальчишке за эти годы хлебнуть из горькой чаши! Хозяин был по характеру человеком придирчивым и взрывным, за малейшую оплошность бил ученика смертным боем, два раза вообще чуть не убил. Такая вот досталась ребенку ранняя школа терпения.
   По ночам, когда все спали, мальчик становился на худенькие коленки и жаловался Богу, к которому его не пускали. А кому еще ему было жаловаться? Он молился и чувствовал, как к сердцу будто прикасается легкая невесомая рука, и из глаз начинают литься слезы. Плакал о себе, о том, что хозяин такой злой, и как ни стараешься, все равно налетаешь на какую-то провинность. Молитва облегчала детскую душу.
…Стал взрослым, научился зарабатывать. Благодаря старательности, честности в ведении дел, преуспевал. Но постоянно чувствовал, что это не для него. Отец к тому времени умер, и благословение на уход в монастырь он просил у матери. Но та настаивала, чтобы сын женился, чтобы внуки были. Он и женился по ее просьбе. Но детей Бог не дал, а жена умерла вскоре.
   Такой натурой был Иван Крюков. Став взрослым, он долгое время не мог осуществить мечту о монастыре именно потому, что жалел других. Мать, никак не соглашавшуюся на разлуку с сыном. Сестер, для которых он был любящим братом и защитником. Отец к тому времени уже умер, и это налагало на Ивана дополнительные обязанности.
Даже когда уже не мирянин Иван Крюков, а затворник и слуга Божий Иоанн много лет пребывал в монастыре, туда приехала его одинокая тетка и, зная отзывчивость и чувство долга племянника, потребовала, чтобы он ее… досматривал. Как это было возможно? Разве только выйти из монастыря? Для него такое равнялось бы смертельному приговору. Но и оттолкнуть нуждавшуюся в нем родственницу он не мог. Ситуацию спас настоятель: в порядке исключения поселил старуху в монастырской гостинице, где ее кормили и заботились, и где она провела остаток своей жизни.
…Непросто дался Ивану уход в монастырь. Но вот уже и мать согласилась отпустить сына. Спросила, что дать ему с собой как материнское благословение. Он выбрал не богатую икону из тех, что были в доме, а тяжелый медный литой крест, и никогда уже не снимал его с себя. Кроме того, соорудил еще из толстого железа вериги, состоявшие из пояса и наплечников, и тоже носил их постоянно.

Крест Иоанна Затворника

   В монастыре инок Иоанн боялся только одного: не справиться, оказаться недостойным такого невероятного счастья. Хватался за любое послушание: клал в кельях печи, трудился в трапезной, исполнял должность эконома. Душа пела и молилась: «Слава Тебе, Господи, слава Тебе!» К этому времени относится первый случай исцеления им больного. Произошло это в Глинской пустыни, где Иоанн в молитве и послушании прожил одиннадцать лет, где крепла и закалялась его вера и училась работать для вечности душа.
   Сам он и не понял тогда, что это было чудо, и отнесся к происшедшему с детской простотой: просил, мол, у Господа, как же было ему не ответить? А случилось вот что: Иоанн проходил мимо ворот обители и увидел собравшуюся толпу. И посередине ее – бьющегося в эпилептическом припадке больного, с пеной на губах, изрыгающего страшные богохульные проклятия. Больной был, наверное, опасен для окружающих, потому что руки его и ноги были скованы цепями. Пять человек пытались удержать несчастного, завести в церковь, но он один отбрасывал их всех и снова бился в страшных конвульсиях. Растрепанные волосы прилипли к потному лбу, лицо в ссадинах и синяках от ударов о землю.
   Сердце Иоанна дрогнуло. Подошел к больному, взял за руку, гладил ее, уговаривая успокоиться. Предложил отвести больного к нему в келью и оставить его там полежать, а родственникам посоветовал самим пойти в церковь на Богослужение.
— Куда ты ведешь такого? – говорили ему. — Он не в своем уме ведь. А вдруг что случится?
— Ничего, — отвечал инок. – Господь не оставит, поможет.
   Келья Иоанна находилась при ограде монастырской и была совсем крошечной, темноватой, с одним только маленьким оконцем. В ней Иоанн и остался со своим спутником, который, тяжело дыша, тут же повалился на пол. Иоанн снял с него оковы и начал молиться, со слезами и земными поклонами, умоляя Бога об исцелении несчастного. «Ты один имеешь власть отпускать грехи, — говорил он. — Прости их этому человеку, пожалей его. Он и так уже наказан. Исцели его и вразуми, помоги ему дальше жить по Твоей святой воле!»
   Так прошла ночь. К утру Иоанн в изнеможении прилег на пол возле больного, положив ему руку на сердце. И во сне он продолжал молиться… Когда зазвонили к утренней службе колокола, оба проснулись. Больной смотрел осмысленным взглядом, сам захотел пойти в церковь, выстоял литургию, исповедался, причастился. Из монастыря он уходил здоровым человеком, что позже и было подтверждено врачами. А ведь прежде те же самые врачи считали его неизлечимым!
Много раз Господь впоследствии будет отвечать на молитвы Иоанна, многих людей исцелит. Но для этого понадобятся с его стороны просто беспредельная преданность и любовь к Богу, полный отказ от всего земного, так чтобы только дух оставался в его изможденной подвигами плоти. Немногим это дано. Иоанну тоже дано было не сразу, а только после того, как душа окрепла, научилась молитве и послушанию. А тот случай стал как бы первым указанием на благодать, что предстояло ему получить. Ведь и сегодня к Иоанну Затворнику чаще всего обращаются за помощью при нервных и психических заболеваниях, эпилепсии, одержимости.
…Когда через одиннадцать лет непрестанной молитвы Иоанн промыслом Божиим перешел из Глинской пустыни в Святогорский монастырь, он был уже не неопытным, хоть и полным энтузиазма, послушником, а закаленным, окрепшим в молитве и искушениях воином Христовым, готовым к той жизни, которая ему предстояла. К тому, чтобы своей жизнью обновить подвиги древних святогорских подвижников.
Святогорский Успенский монастырь – один из древнейших монастырей Православной Руси. В далеком YII веке в Византии вспыхнула иконоборческая ересь. Скрываясь от иконоборцев, которых поддерживали византийские императоры, многие православные бежали в другие страны: в Южную Италию, Дунайскую Готию, в Крым и на Кавказ. Гонения все усиливались, и православные стали уходить по реке Дон и ее притоку Северному Донцу дальше на север. На большой меловой скале, устремившейся, как свеча, к небу, люди расчистили площадку и выдолбили небольшие пещерные ходы с тесными келиями по сторонам и пещерной церковью посередине.
   Сколько раз с тех пор вставало солнце над сияющей меловой белизной Святой Горой! Так же, как и сегодня, берег Донца подставлял крутой лоб зеленовато—прозрачной речной волне. Так же в вековых дубах, соснах и ясенях заливался ликующий птичий хор, будто исполняя на своем птичьем языке Божественную литургию. «Если здесь не умеешь, то где же молиться? Здесь так близко к небу, здесь так далеко от земли!» — воскликнул когда-то преосвященный Харьковский святитель Филарет.
   В верхней части скалы, возле самой большой кельи, служившей для древних подвижников храмом, где и сейчас устроена пещерная церковь во имя Иоанна Предтечи, сохранилось несколько тесных высеченных в мелу келий, соединенных с общим пещерным ходом, подобие затворов пещер Киевских. Увидеть одну из них и сегодня стремятся паломники из разных мест. В этой келье сто сорок с лишним лет назад и жил монах по имени Иоанн, известный ныне как затворник Иоанн Святогорский.
   А тогда он просто облюбовал себе одну из этих келий и попросил у настоятеля разрешения уйти здесь в затвор.
   И опять к желанию Иоанна относятся с недоверием – теперь уже монастырская братия. Настоятель был осторожен: может, в прелесть монах впал, в высокоумие, захотел усердней всех показаться? Чтобы испытать Иоанна, проверить, не таится ли в том гордыня, он велел ему руками очистить все нечистые места в монастыре. Когда это было исполнено, начал пред всеми делать ему выговоры, замечания. Распорядился выдавать только самую старую, изношенную, в заплатах одежду. Иоанн и это сносил с покорностью. И только тогда, видя смирение и одновременно — твердость испытуемого, послушание беспрекословное, разрешают ему удалиться в затвор, но с одним условием: не устраивать в келье печки. Это должно было стать еще одним испытанием.
   Представьте себе: пять лет, пока ему не разрешили все-таки сложить печь, он днем и ночью мерз в холодной и сырой, как ледник, келье. Пять лет тело его дрожало от озноба. Спал Иоанн в деревянном открытом гробу, где лежало немного соломы. Большое распятие над изголовьем, аналой перед иконами, деревянный обрубок вместо стула, кувшин для воды, ветхая мантия с епитрахилью и неугасимая лампада – вот и все убранство кельи. Да еще неизменные железные вериги, которые он носил на теле всегда.
   Дело, конечно, не в физических лишениях. Мало ли кому их приходилось испытывать, пусть и не всегда добровольно! Жесткими ограничениями он изживал обычное человеческое желание комфорта, затворничеством избавлялся от суеты, смирением – умерщвлял гордость и тщеславие. В сутки он делал 700 поклонов земных и 100 поясных. Не каждый спортсмен такую нагрузку выдержит. А он был уже немолод, ослаблен всегдашним холодом и скудной пищей. Но жизнь такую считал за счастье, и даже в плохом сне не могло ему привидеться возвращение к благополучной жизни богатого фабриканта. Благодать Божия с избытком заменяла ему все остальное, потому что за смирение и усердие дал Господь ему такие дары, по сравнению с которыми все богатства мира превращались в простую мишуру.
   Молясь, он в сутки прочитывал пять тысяч молитв Иисусовых, тысячу Богородичных, акафисты Иисусу Сладчайшему, Богоматери и Страстям Христовым, помянник с именами живых и усопших по запискам, подаваемым от посетителей монастыря. Выходил из кельи только в пещерную церковь для причащения Святых Тайн, которые принимал в алтаре. Проходил туда особым ходом, не показываясь народу.
   Но как ни старался он спрятаться от людских глаз, сделать это было невозможно. Люди собирались в храме и просили, чтобы он вышел к народу. Был даже такой случай, когда больной тяжелой болезнью человек встал на выступ Святогорской скалы и грозился броситься вниз, убить себя, если затворник не выйдет поговорить с ним. Иоанну пришлось выполнить это требование. Уже потом стало известно, что эта, промыслом Божиим посланная встреча, не только исцелила того человека, но и поставила его на путь Христов. И таких примеров можно приводить очень много.
Интересно, что первыми оценили силу Христова воина Иоанна не в монастыре, а во вражеском стане. Однажды, по собственным его словам, когда после молитвы ночной прилег он отдохнуть в свой гроб, послышался шум в коридоре, граничащем с его кельей. Два незнакомца огромного роста вошли и, остановившись, злобно смотрели на него и говорили друг другу: «Съедим этого старика, чтобы он не молился так постоянно». Затворник, ожидая смерти, закрыл глаза и начал творить Иисусову молитву. Привидения, разразившись диким хохотом, исчезли.
   Другой случай произошел с его келейником Мартирием. От постоянного пребывания в темной келье Иоанн ослеп и не мог уже сам читать Псалтырь и Евангелие. Это делали для него по послушанию другие монахи. Однажды Мартирий начал упрекать старца, что из-за него пропускает службы. Ушел он от Иоанна глубокой ночью, раздраженный, решив больше не ходить сюда читать. И вдруг на лестнице Святогорской скалы начали появляться перед ним огненные чудовища. Они гнались за Мартирием, щелкали зубами и кричали: «Теперь ты наш! Ты затворника обидел, ты тоже против него! Его не достанем, а ты уже с нами!» Только усердная молитва спасла перепуганного Мартирия. Едва дождавшись утра, поспешил он к Иоанну попросить прощения и с тех пор усердно исполнял все его желания.
На раннюю литургию в Предтеченской церкви собирались толпы народа, жаждавшие его видеть и получить от него благословение. Иногда люди задавали вопросы, просили совета в делах житейских, делились своими печалями. Он всех выслушивал, ответы давал простые и краткие. Потом стало ясно, что многие из его ответов оказались пророческими.
   Перед смертью он завещал сохранить его вериги, не потерять их. «Они нужны будут», — говорил пророчески затворник. И действительно, так случилось, что уже после его смерти больные, на которых эти вериги накладывали, исцелялись.
Люди и сегодня обращаются к нему с молитвой и просьбой о помощи. Особенно это касается больных эпилепсией, одержимых. Но много случаев выздоровления от других болезней и просто – помощи в обстоятельствах житейских. Только надо помнить, что молитва – это не таблетка. Тут главное – с верой.
5 августа Православная Церковь отмечает день празднования его памяти.
Но что же надо было сделать такого, чтобы спустя едва ли не полтора столетия после смерти его не просто помнили, а почитали, просили, как живого, о молитвенной помощи? Как святыню, люди собирают песочек с его могилы, увозят с собой. Благоговейно прикладываются к раке с мощами затворника, что находится сейчас в Свято-Успенском соборе Святогорской лавры.
   Одна паломница в Святогорском монастыре рассказала мне, что после перенесенного нервного потрясения она ходила только на костылях: отказали ноги. Из автобуса, которым приехала на празднование дня памяти Иоанна Затворника, ее выносили буквально на руках. На костылях, отставая от всех, с трудом передвигаясь, она приняла участие в крестном ходе. Доковыляв до середины пути, поняла, что до могилы Иоанна Затворника, куда к тому же надо было подниматься по крутой дороге, она, конечно, не дойдет, и вообще вся эта затея была безумием. Но она дошла – сама не знает как! И с того дня, вот уже два года, обходится без костылей. Часто приезжает сюда, берет песочек с могилки. Насыпает его дома в графин с водой, а еще с молитвой кладет в платочке под подушку. Уверена: помогает.
   Могила Иоанна Затворника находится в таком виде, как и 140 лет назад, после смерти. А сами мощи перенесены в собор Успения Божией Матери. Замечено, что чудотворения происходят и у мощей, и у могилки. Они многочисленны, о них можно рассказывать бесконечно. С каждым годом возрастает число паломников. Они посещают келию Иоанна Затворника, молятся у его мощей и на могиле.
   Он оставил нам потрясающие примеры любви к Богу, веры, самоотречения и самопожертвования, внутреннего подвига души. Говорят, верующий человек похож на неверующего, как живой на статую, пусть и прекрасную. Иоанн Затворник показал людям, что значит – быть живым человеком. Сколько же в нем, по милости Божьей, было жизни, что и сегодня, почти полтора столетия спустя, ее с избытком хватает на всех, кто приходит?

Немає коментарів: